* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Психологические и социальные факторы риска формирования и развития патологической зависимости от азартных игр», проект № 08-06-00733-а.
Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.
Аддиктивное поведение, по определению Короленко и С игала (1991), характеризуется стремлением к уходу от реальности посредством изменения своего психического состояния. Данное определение отражает скорее направленность поведенческих реакций, но не отражает клинической сути патологического процесса.
Совершенно очевидным является необходимость разграничения понятий « аддиктивного поведения» и «болезней зависимости». В свое время на строгом разграничении аддиктиного поведения как форме девиантного поведения и аддикции как болезни настаивал А.Е. Личко (1985). В отечественной литературе англоязычный термин аддиктивное поведение ( addictive behavior ) начал использоваться более двух десятков лет назад в том значении, которое давали его авторы: злоупотребление различными веществами, изменяющими психическое состояние, включая алкоголь и курение табака, до того, как от них сформировалась зависимость. Таким образом аддиктивное поведение, как психопатологический феномен следует рассматривать как донозологическую ( доболезненную ) форму девиантного (отклоняющегося) от общей нормы поведения. Первую классификацию типов нехимической зависимости в России предложил Ц. П. Короленко (Короленко Ц.П. и др. 2000).
Он выделил непосредственно нехимические аддикции. к которым отнес азартные игры ( гэмблинг ), аддикцию отношений, сексуальную, любовную аддикции. аддикцию избегания, аддикцию к трате денег, ургентную аддикцию. а также работоголизм (Короленко Ц.П. 1993) и промежуточные (по отношению к нехимической и химической зависимости) аддикции. например, аддикцию к еде (переедание и голодание), характеризующиеся тем, что при этих формах задействованы непосредственно биохимические механизмы. Кроме перечисленных, в настоящее время описано значительное количество других нехимических аддикций. зависимость от компьютера и Интернета, от упражнений (спортивная), духовный поиск и «состояние перманентной войны» ( Постнов В.В. и др. 2004), синдром Тоада. или зависимость от «веселого автовождения ».
А.Ю. Егоров (2007) предлагает следующую рабочую классификацию нехимических форм зависимого поведения:
1. Патологическое влечение к азартным играм ( гемблинг )
2. Эротические аддикции :
2.1. Любовные аддикции
2.2. Сексуальные аддикции
3. «Социально приемлемые» аддикции :
3.2. Спортивные аддикции ( аддикция упражнений)
3.3. Аддикция отношений
3.4. Аддикция к трате денег (покупкам)
3.5. Религиозная аддикция
4. Технологические аддикции :
4.2. Аддикция к мобильным телефонам
4.3. Другие технологические аддикции (телевизионная аддикция.
тамагочи-аддикция и другие гаджет-аддикции ).
5. Пищевые аддикции .
5.1. Аддикция к перееданию
5.2. Аддикция к голоданию.
Особой формой зависимого поведения, возможно, является распространенная среди юношества увлеченность ролевыми играми сочетающая в себе признаки такой аддикции. как духовный поиск и аддикцию отношений.
К настоящему времени имеются четкие диагностические клинические критерии химических зависимостей. В тоже время из всех выделяемых нехимических аддикций лишь зависимость от азартной игры призана болезнью и имеет свои диагностические критерии в МКБ 10. Несмотря на активное лоббирование, американскими психологами и психиатрами Интернет-зависимость не была включена в американскую классификацию болезней. Все это свидетельствует отнюдь не о том, что не существует иных болезней зависимого поведения (в частности Интернет-зависимости ), а скорее о том, что до настоящего времени данные расстройства недостаточно клинически изучены и описаны.
Патологическая зависимость от азартных игр.
Патологическую зависимость от азартных игр можно рассматривать как модель нехимических аддикций с присущими болезням зависимости объекта патогенного влечения, четких психопатологических проявлений в картине болезни, наличия клинически очерченных абстинентных расстройств, динамики течения болезни (периодического или прогредиентного течения).
В МКБ 10 патологическая зависимость от азартных игр рассматривается в разделе F60-F69 «Расстройства личности и поведения в зрелом возрасте», и относится к рубрике «Расстройства привычек и влечений». Как известно этиопатогенезе расстрой ств зр елой личности и поведенческих расстройств (к примеру, расстройств привычек и влечений) основную роль играют личностно-характерологические особенности пациентов, сформировавшиеся в процессе социализации. В тоже время вопрос о значении акцентуированных черт характера в формировании игровой зависимости до настоящего времени остается дискуссионным (Менделевич В.Д. 2001; Егоров А.Ю. 2004). Так Папырин В.Д. 2005 отмечает более быстрое формирование игровой зависимости у больных с гипертимными чертами характера, по сравнению с пациентами, характеризующимися гипотимными особенностями личности. Напротив, Молчанова Ю.Ю, 2005 считает, что процесс формирования зависимости от игры одинаков как для лиц девиациями характера, так и для лиц с «нормальной» психологической предиспозицией и, в большей степени, обусловлен искажением ценностной иерархии существующей части общества. До настоящего времени остается недостаточно изученной психопатологическая симптоматика, сопровождающая зависимость от азартных игр.
Проведенное нами исследование 110 патологических азартных игроков выявило следующее. Средний возраст зависимых от игры составляет 26,8±6,3 года. Большая часть (74,5% ) патологических азартных игроков имеет общеобразовательное среднее и средне-специальное (как правило, профтехучилище) образование и лишь 25,4% высшее и незаконченное высшее. Таким образом, наибольшей возрастной группой риска являются лица в возрасте от 21 до 30 лет (период социального становления). Выявлено, что почти половина зависимых от игры (46,4%) разведены или холосты, а среди состоящих в браке 21,1% испытывали кризис семейных отношений и половина из них в период обращения за помощью проживала раздельно, что свидетельствует о нарушенной социальной адаптации.
Из всех обратившихся за помощью 39 человек (36,0%) имели в прошлом проблемы с алкоголем и проходили соответствующую терапию. Более чем у половины наблюдавшихся (53,6%, n=59) наследственность отягощена алкогольной зависимостью по линии родителей. В контрольной группе эти показатели составили 5,2 % (n=4) ( p < 0,05) и 20,8 % (n=16) ( p <0,05). Можно предположить, что в данных случаях имевшееся ранее расстройство в виде патологической зависимости не редуцируется, а происходит лишь смена одной формы зависимости на другую.
Итак, среднестатистический портрет российского патологического азартного игрока может быть представлен следующим образом. Это мужчина в возрасте 21-30 лет, в половине случаев холостой или разведенный (47,9 %), со средним образованием (71,1%) отягощенный наследственностью по линии родителей алкогольной зависимостью (52,1%) и в трети случаев (35,6%) страдавший сам зависимостью от алкоголя.
Проведенное исследование выявило, что в группе патологических азартных игроков достоверно чаще, по сравнению с контрольной группой (83,6% и 14,3% соответственно) отмечались сильно выраженные характерологические черты, что подчеркивает значение заостренности определенных черт характера в нарушении адаптации и формировании зависимого поведения от азартной игры, как варианта патологической адаптации. Наиболее часто отмечались возбудимая и гипертимная акцентуации характера (27,3% и 23,6% случаев соответственно), в 11% случаев был выявлен тревожный тип акцентуации, в 10,9% — циклотимный тип. Данные характерологические особенности затрудняли социальную и трудовую адаптацию обследованных. Аддиктивное поведение и, в частности, патологическая зависимость от азартной игры может быть следствием недостаточной способности личности справляться со стрессом, что обусловлено несформированностью и неэффективностью собственных адаптационных механизмов, к которым относят психологическую защиту, как компенсацию стресса, и копинг. как совладание со стрессом. Нами было выявлено, что в стрессовых ситуациях патологические азартные игроки достоверно чаще, по сравнению с контрольной группой используют такие МПЗ, как отрицание, вытеснение, проекция и регрессия, что указывает на « слабоадаптивный » тип поведения. Ведущими копинг-стратегиями в стрессовых ситуациях у патологических игроков являются: конфронтация, дистанцирование и бегство-избегание, относящиеся к дезадаптивным. и неуспешным стратегиям, препятствующим преодолению трудной ситуации. Для патологических гэмблеров был характерен субъектно-ориентированный стиль поведения, являвшийся следствием эмоционального реагирования на конфликтную ситуацию, не сопровождавшийся конкретными действиями, и проявлявшийся в виде попыток не думать о проблеме вообще, вовлечения других в свои переживания, желание забыться в процессе игры, а в некоторых случаях и присоединения других аддикций (в частности алкогольной).
Нами выявлено, что для характерологических типов с преобладанием возбудимых черт наиболее свойственными являются конфронтационные копинг-стратегии преодоления стресса и механизмы психологической защиты по типу отрицания и вытеснения. Для гипертимного типа также наиболее свойственной копинг-стратегией является конфронтационный копинг. а наиболее часто используемыми защитными механизмами – проекция и отрицание. Для тревожного типа характерным является использование копинг-стратегии дистанцирования и психологических защитных механизмов в виде регрессии. Патологическими игроками наиболее часто использовались такие МПЗ, как вытеснение, регрессия и отрицание и проекция. Полученные данные свидетельствуют, что напряженность вытесняющих механизмов у гемблеров значимо выше, чем в группе контроля. Наиболее часто вытеснялись связанные с патологическим пристрастием свойства, характерологические качества и поступки, не делающие личность привлекательной в глазах себя и других: агрессивность, необязательность, лживость. При этом содержательная сторона психотравмирующей ситуации в виде факта неблаговидного поступка, спровоцированного игровой зависимостью не осознавалась, но сохранялось вызванное им эмоциональное напряжение, субъективно воспринимавшееся как немотивированная тревога. Как известно регрессия относится к наиболее дезадаптивным и связанным с патологией механизмам. Выраженность регрессии у патологических азартных игроков была в 2,1 раза выше, чем в группе контроля. В период проигрыша обследованные предпочитали искать у окружающих сочувствия, вместо того чтобы предпринимать действия, направленные на решение проблем. Импульсивность и слабость эмоционально-волевого контроля, свойственные этим личностям, определялись актуализацией именно этого механизма защиты на общем фоне изменения мотивационно-потребностной сферы в сторону их большей упрощенности и доступности. Две базисные эмоции, связанные с идентичностью, – это принятие и отвержение, которые для человека на определенных стадиях развития «Я» равнозначны самопринятию и самоотвержению. Эти две пары эмоций контролируются такими МПЗ, как отрицание и проекция. Основная группа (патологические гемблеры ) достоверно отличалась от контроля по степени выраженности и, соответственно, использования обоих этих защитных механизмов. В момент обращения за помощью, на высоте дистресса. обусловленного проигрышем, возникала проблема самовосприятия себя, как неудачника (при имеющихся сверхценных идеях покорить весь мир), что являлось неприемлемым, фрустрирующим и могло привести к разрушению «Я». Использование защитного механизма отрицания отвергало подобную идентификацию и способствовало снижению уровня тревоги.
Изучение клинико-психопатологических феноменов, сопровождающих зависимость от азартной игры выявило следующее. В момент обращения пациентов за помощью (n=110), на этапе прерывания игрового цикла 92,7% больных, ( n = 102) находилось в состоянии глубокого дистресса. с преобладанием в структуре психопатологических нарушений депрессивных расстройств (чувством вины, за создавшуюся ситуацию, ощущением, что будущее безнадежно и чувством собственной никчемности, вплоть до наличия суицидальных мыслей); высоким уровнем тревоги; обсессивно-компульсивными расстройствами (неприятными неотвязными мыслями, связанными с проблемами, вызванными игрой), враждебностью и паранойяльностью (легко возникающим раздражением, неконтролируемыми вспышками гнева, порой импульсивным желанием причинить телесные повреждения кому-либо, ощущением, что другие люди наблюдают за мной или говорят обо мне). Фобическая симптоматика была тесно спаяна с пихотравмирующими факторами (в частности с наличием долгов) и проявлялась необходимостью избегать некоторых мест или действий, иногда чувством страха на улице (также обусловленного долгами или конфликтными отношениями). У 6-х пациентов (5,5%) на фоне явлений депрессии, обусловленной крупными материальными потерями и разрушением семьи отмечались симптомы соответствующие посттравматическому стрессовому расстройству: яркие, красочные воспоминания (в период засыпания или во сне) об участие в игре, заканчивающейся крупным проигрышем и сопровождающиеся переживанием тревоги; избегание мест, напоминающих о стрессовой ситуации (в частности здания банка, где взят кредит под игру); повышенная раздражительность, нарушение засыпания. Следует отметить, что в 101 случае (91,8%) степень выраженности расстройств, по данным опросника SCL 90R достигала уровня дистресса. что свидетельствует о значительной глубине нарушений, вызванных действием стресса. В процессе клинико-психопатологического обследования у 35 пациентов (31,8%) выявлялись симптомы, которые, очевидно, следует расценивать как явления деперсонализации – ощущение измененности и отчужденности собственного «Я», ощущения, что «кто-то другой играет в эту игру, а не я». Большинство пациентов (81,8%,n=90), на момент обращения за помощью отмечало своеобразную отрешенность от повседневных забот, чувственную притупленность и погруженность в мир собственных переживаний, связанных с игрой, описывая это как своеобразную « заколдованность » или состояние гипноза, транса. Возникновение данного состояния отмечалось пациентами непосредственно (в течени и 1-2-х суток) перед игрой, в период игры и в первые дни после окончания игры. Указанная психопатологическая симптоматика, возможно, может быть расценена как состояние измененного (суженного) сознания с характерной для него концентрацией внимания на избранном объекте, поглощенность объектом внимания с одновременной отстраненностью от окружающей действительности, явлениями деперсонализации и элементами дереализации.
Проведенное нами исследование 23 пациентов, совершивших в период терапии от одного до трех игровых циклов, позволило выявить и описать своеобразие динамики психопатологических феноменов на различных этапах игрового цикла. Так, вслед за описанным нами этапом проигрыша с выраженным дистрессом. проявлявшимся сложным психопатологическим комплексом (сочетание тревожно-депрессивных, обсессивно-компульсивных и паранойяльных симптомов) следовал период умеренно-выраженных депрессивных расстройств с постепенной редукцией тревожных и обсессивно-компульсивных нарушений. Общая интенсивность состояния, соответствующая количеству симптомов, в этот период также снижалась; дополнительно отмечались абстинентные расстройства с нервозностью, раздражительностью, нарушением сна, беспокойством, неустойчивым фоном настроением, внутренним напряжением, нарушением концентрации внимания, головными болями. Спустя 10–20 дней (14,6 ±8,2) с момента обращения за помощью психическое состояние характеризовалось стойкими субдепрессивными расстройствами, сопровождавшимися неглубокими астеническими или апатическими симптомами и повышенным порогом чувствительности к внешним раздражителям, которое описывалось пациентами как состояние «скуки». В последующем астенические и апатические симптомы в рамках субдепрессивных расстройств сменялись симптомами неясной, немотивированной тревоги с моторным беспокойством, внутренним напряжением. Появлялась симптоматика умеренной дисфории; аффект был снижен. В дальнейшем тревожная и дисфорическая симптоматика нарастала, вновь появлялась обсессивно-компульсивные проявления с элементами суженного сознания в виде навязчивых мыслей и представлений об игре, вплоть до гипногогических галлюцинаций (неконтролируемого калейдоскопа картинок игры, при закрытии глаз). В момент срыва к игре состояние описывалось пациентами как ощущение полной погруженности в представления о предстоящей игре, с отрешенностью от окружающей действительности.
Таким образом, можно выделить следующие клинико-психопатологические периоды игрового цикла (рис. 1): 1) период игры; 2) период дистресса. следующий сразу за игрой, как правило, развивавшийся после проигрыша – этап проигрыша; 2) период умеренно выраженных тревожно-депрессивных расстройств, трансформирующихся в субдепрессию с гиперэстезией. преобладанием астении или апатии – этап абстинентных расстройств;4) период тревожных и дисфорических расстройств в сочетании с субдепрессией – этап предвестников срыва; 5) период суженного сознания, предшествующий непосредственно срыву – этап транса игры.
Рисунок 1. Клинико-психопатологические периоды игрового цикла
Нами выявлено, что среди патологических азартных игроков достоверно чаще выявляются акцентуированные характерологические черты, с преобладанием возбудимых, гипертимных. тревожных и циклотимных типов, что подчеркивает значение заостренности определенных черт характера в нарушении адаптации и формировании зависимого поведения от азартной игры, как варианта патологической адаптации. Патологическая зависимость от азартных игр имеет определенную психопатологическую цикличность и этапность. сопровождается выраженным дистрессом. с преобладанием психопатологических нарушений в виде депрессивных и тревожных расстройств, паранойяльности. обсессивно-компульсивной симптоматики, а также состояниями измененного (суженного) сознания, явлениями деперсонализации и элементами дереализации. Имеются определенные взаимосвязи характерологических свойств, механизмов психологических защит, копинг-стратегий и клинико-психопатологических проявлений зависимости от азартных игр.
Появление широкого доступа в Интернет повлекло за собой существенные изменения в жизни современного человека, обусловленные удобством использования Всемирной Сети и широким спектром предлагаемых услуг. Однако за все получаемые преимущества и выгоды общество вынуждено «платить». Эта плата представляется в виде новой, на данный момент только формирующейся проблемы патологического использования Интернета, или Интернет-зависимости ( IAD-Internet Addiction Disoder ). В самом общем виде Интернет-зависимость определяется как «нехимическая зависимость от пользования Интернетом» ( Griffits. 1996). Её характеризует навязчивое желание выйти в Интернет, находясь off-line. и неспособность выйти из сети, будучи on-line .
Первыми с интернет-зависимостью столкнулись врачи-психотерапевты, а также компании, использующие в своей деятельности Интернет и несущие убытки в случае, если у сотрудников появляется патологическое влечение к пребыванию в сети он-лайн. Родоначальниками психологического изучения феноменов зависимости от Интернета могут считаться два американца: клинический психолог К. Янг и психиатр И. Гольдберг.
К. Янг ( Young. 1998) охарактеризовала пять основных типов интернет-зависимости.
* Обсессивное пристрастие к работе с компьютером (играм, программированию или другим видам деятельности).
* Компульсивная навигация по WWW, поиск в удаленных базах данных.
* Патологическая привязанность к опосредованным Интернетом азартным играм, он-лайновым аукционам или электронным покупкам.
* Зависимость от социальных применений Интернета, то есть от общения в чатах, групповых играх и телеконференциях, что может в итоге привести к замене имеющихся в реальной жизни семьи и друзей виртуальными.
* Зависимость от «киберсекса», то есть от порнографических сайтов в Интернете, обсуждения сексуальной тематики в чатах или закрытых группах «для взрослых».
В тоже время продолжается широкая дискуссия по поводу данного расстройства. Диагностические критерии Интернет-зависимости. сформулированные К. Янг 15 лет назад подвергнуты серьезной критике
В частности Д. Грохол ( Grohol J.), 2009, отмечает, что количественный подход Янг (количество часов, которые нужно провести в онлайне ) явно недостаточен чтобы быть признанным «зависимым». Указывается, что количественные данные о «норме» или ее превышении, относящиеся к 1998 или 1999 году, совершенно не показательны для среднего пользователя Интернета в 2009 году. Кроме того, специалистам редко удается отфильтровать (или учесть каким-то иным образом) тех, кто применяет Интернет на постоянной основе для выполнения работы или для учебы, и тем самым результаты неизбежно остаются смещенными в сторону завышения количества часов в онлайне. Byun с соавторами обращают внимание на отсутствие в проведенных исследованиях данных о причинно-следственных отношений между полученными данными.
По мнению М Гриффитс ( Griffiths. M.D), 2009, технологические зависимости могут рассматриваться как разновидность поведенческих зависимостей: они включают такие ключевые компоненты всякой зависимости, как « сверхценность » ( salience ), модификация настроения ( mood modification ), с окружающими и с самим собой ( conflict ) и рецидив ( relapse ). Большая часть тех, кто избыточно применяет Интернет, не являются зависимыми непосредственно от Интернета, для них Интернет – это своего рода питательная среда для поддержания других зависимостей. Следует проводить различие между зависимостью непосредственно от Интернета и зависимостями, связанными с применениями Интернета. Для многих аддиктов Интернет – это не более чем место, в котором они осуществляют излюбленное ими ( аддиктивное ) поведение. В тоже время в ряде кейс-исследований (связанных с анализом индивидуальных случаев) выявляется, по всей видимости, зависимость непосредственно от Интернета. Большая часть таких индивидуумов пользуются теми функциями Интернета, которые отсутствуют вне этой среды – к примеру, сервисами чатов или разнообразных ролевых игр. По мнению М Гриффитс. что если зависимость от Интернета и существует на самом деле, то она затронула не более чем относительно небольшой процент пользователей Интернета. При этом остается неясным, каковы конкретные свойства Интернета, которые способствуют возникновению и развитию зависимостей. Очевидно лишь, что требуется дальнейшая исследовательская работа в этой области, и вполне может статься, что значительную ее часть выполнят российские специалисты.
Д Морэйхан — Мартин ( Morahan -Martin. J.), 2009, отмечает, что излишнее применение Интернета ( Internet Abuse ) – тема противоречивая. Некоторые люди задаются вопросом о том, насколько вообще реален данный феномен. При том, что собрано немало ценных свидетельств излишнего применения Интернета ( Internet abuse ), все же осталось немало вопросов и нерешенных проблем. Для изучения излишнего применения Интернета ( Internet abuse ) специалистами разработаны несовпадающие между собой критерии, используется разная терминология. Из большого числа предложенных измерительных шкал ни одна не может считаться универсальной и лишь немногие психометрически валидизированы. Если бы критерии были стандартизованы, это способствовало бы сравнению результатов проведенных разными группами специалистов исследований. За различиями в применяемых критериях и в терминологии стоят значительно более фундаментальные разногласия: следует ли рассматривать излишнее применение Интернета ( Internet abuse ) как клиническое заболевание, подходит ли для него объяснительная модель развития аддикции.
В ряде исследований была выявлена прямая зависимость между уровнем социальной тревоги и количеством времени, проводимом за компьютерными играми ( Sara et. а l. 2006). Отмечается, что высокий уровень личностной и социальной тревожности в сочетании с чувством проницаемости собственных границ и неумением строить межличностные контакты, подкрепляемые амбивалентной позицией матери по отношению к сепарации и взрослению подростка, приводят к замещению реальной жизни виртуальным пространством. «Уход» в компьютерную игру позволяет снизить уровень тревоги за счет иной структуры деятельности. Отмечается, что существенное значение имеет возможное наличие коморбидной патологии, в частности, депрессивных расстройств; в то же время неясна распространенность данных психопатологических нарушений. По предварительным данным, полученных нами коморбидность с аффективными расстройствами может составлять не менее 25% обращающихся за помощью.
По нашему глубокому убеждению в настоящее время необходимо получить ответ на следующие вопросы. Является ли Интернет-зависимость во всех ее разнообразных проявлениях болезненным пристрастием ( аддиктивным поведением), способом адаптации дезадаптивной (аномальной) личности, отдельной нозологической единицей (болезнью) с присущими ей клиническими проявлениями и течением или синдром (проявление) другой болезни? Пока не описаны психопатологические феномены, особенности течения болезни, ее исход — вряд ли мы можем говорить о такой болезни, как Интернет-зависимость. Однако это не мешает нам рассматриваить Интернет-зависимость как одну из форм аддиктивного поведения в понимании его как доболезненного расстройства в рамках девиантного поведения.
Проведенное нами исследование позволило выявить некоторые особенности личностных свойств интернет-зависимых. В ходе исследования с помощью теста на Интернет-зависимость была выявлена группа подростков (25 человек), набравших более 50 баллов и по данному показателю склонных к Интернет-зависимости. Группой сравнения являлись подростки с отсутствием склонности к Интернет-зависимости (22 человека), набравшие менее 50 баллов. Основываясь на сравнении двух групп, был составлен психологический портрет подростка, склонного к развитию Интернет-аддикции :
Статистически значимые отличия ( p <0,05, p=0,009) наблюдаются по фактору поиска новых ощущений ( Цукерман ). Показатели у группы склонных к развитию зависимости существенно выше, чем у представителей контрольной группы. Как и при любых других формах химических и нехимических аддикций. данный фактор является одним из первичных, лежащих в основе формирования зависимости. Подобный результат позволяет предположить определённую схожесть механизмов формирования Интернет-аддикции с другими видами аддиктивного поведения. Существенные отличия ( p <0,05) между двумя группами наблюдались по показателям уровня коммуникативной компетентности и качества сформированности основных коммуникативных навыков и умений (тест Михельсона ). Так, подростки контрольной группы в сравнении с группой зависимых демонстрируют более компетентный стиль общения ( p <0,05, р =0,032), характеризующийся адекватным реагированием в ситуациях межличностного взаимодействия, удачным сочетанием допустимой агрессии и эмпатии. понимания другого человека. В группе склонных к Интернет-зависимости преобладает агрессивный стиль ( p <0,05, р =0,021), характеризующийся повышенной тревожностью, уязвимостью и, как следствие, оборонительно-нападающей позицией, часто исключающей близость в общении. С данными показателями соотносимы результаты по методике Хобфола. диагностирующей основные стратегии преодоления стрессовых ситуаций. Так, для группы склонных к Интернет-зависимости характерна асоциальная стратегия преодолевающего поведения, включающая асоциальные и агрессивные действия ( p <0,05, р =0,005). Данный стиль копинг-стратегии характеризуется импульсивностью и резкостью поведения, демонстрацией собственного превосходства над другими людьми, часто заниженной самооценкой. Такие люди боятся сокращать дистанцию с окружающими: человеческая близость, как им кажется, несёт в себе угрозу. С этой точки зрения общение, опосредованное Интернетом, представляется безопасным, т.к. участник беседы может в любой момент решить, продолжать ли ему общение или прекратить его. Для подростков, склонных к Интернет-зависимости. характерны следующие показатели (по данным опросника Кеттелла ): эмоциональная отчуждённость (фактор А, p <0,05, р =0,001); неустойчивость эмоциональных проявлений, снижение способности управлять эмоциями и настроениями, находить им адекватное объяснение (фактор С, p <0,05, р=0,001); конформность поведения (фактор Е, p <0,05, р=0,009); зависимость от группы (фактор Q2, p <0,05, р=0,006); робость в межличностном общении, низкая стрессоустойчивость (фактор Н, p <0,05, р =0,003); повышенная степень озабоченности (фактор F, p <0,05, р=0,001); склонность к чувству вины (фактор О, р=0,001). В контрольной группе обнаружена тенденция к проявлению противоположных свойств.
Таким образом, предварительно обобщая полученные результаты, можно со статистической достоверностью говорить о различиях, касающихся эмоционально-волевой сферы испытуемых, стилях межличностного взаимодействия, коммуникативных навыков, способах совладания со стрессовыми ситуациями. Полученные данные могут быть использованы при построении профилактической работы с подростками с целью предотвращения возможных негативных последствий, связанных с использованием Интернета.
Результаты исследования стиля воспитания подростков с компьютерной зависимостью и особенностей их коммуникации с матерями указывают на то, что компьютерная зависимость у подростков нередко возникает на фоне дисгармоничной коммуникации с матерью. В исследовании приняли участие 27 подростков в возрасте от 13 до 16 лет (среди них 17 мальчиков и 10 девочек) и 8 матерей (у шестерых в исследовании участвовали сыновья, у двоих – дочери). Результаты исследования показали, что в семьях подростков со склонностью к Интернет-зависимости воспитание характеризуется дефицитом требований, запретов и наказаний. При стремлении одного или обоих членов диады к психологической близости, в 75% случаев между матерью и подростком наблюдается значительная эмоциональная дистанция, которую они не могут преодолеть, то есть готовность к близости не приводит к ее возникновению. В остальных 25% случаев наблюдаются, наоборот, симбиотические связи между детьми и родителями. Контакт между подростками и отцами гораздо слабее, чем между подростками и матерями. Девочки в 90% случаев чувствуют большую дистанцию между собой и отцом. Мальчики обычно общаются с отцом и матерью одинаково близко, но при этом в их представлении отцы лишены традиционного мужского авторитета. Матери говорят о большей близости между собой и детьми, чем между собой и мужьями. 26% женщин испытывают недоверие к мужчинам. У 64% подростков с компьютерной зависимостью ведущей потребностью является вовлечение в процесс насыщенного эмоционального взаимодействия. В семьях подростков с компьютерной зависимостью преобладали варианты воспитания с чертами гипопротекции или, реже, гиперпротекции .
1. Гриффитс М. Тезисы дистантных зарубежных участников симпозиума
«Интернет-зависимость: психологическая природа и динамика развития», МГУ, 2009
2. Грохол Д. Тезисы дистантных зарубежных участников симпозиума
«Интернет-зависимость: психологическая природа и динамика развития», МГУ, 2009
3. Егоров А.Ю. К вопросу о новых теоретических аспектах аддиктологии // В кн. Наркология и аддиктология. Сб. науч. трудов/ Под. р ед. проф. В.Д. Менделевича. Казань: Школа. 2004. С. 80-88.
4. Егоров А.Ю. Нехимические аддикции. — СПб. 2007
5. Короленко Ц.П. Аддиктивное поведение. Общая характеристика и закономерности развития // Обозрение психиатрии и медицинской психологии. 1991. № 1. С. 8-15.
6. Короленко Ц.П. Работоголизм – респектабельная форма аддиктивного поведения // Обозрение психиатрии и медицинской психологии. 1993. № 1. С. 17-29.
7. Короленко Ц.П. Дмитриева Н.В. Социодинамическая психиатрия. — М. Академический Проект, Екатеринбург, Деловая книга. 2000. 460 с .
8. Морэйхан-Мартин Д Тезисы дистантных зарубежных участников симпозиума
«Интернет-зависимость: психологическая природа и динамика развития». МГУ, 2009
9. Личко А.Е. Подростковая психиатрия. Л. Медицина. 1985.
10. Менделевич В.Д. Психология девиантного поведения: Учебное пособие. — М. МЕДпресс. 2001. 432 с.
11. Молчанова Ю.Ю. К вопросу о психологических особенностях личности игроков// Современные достижения наркологии. Материалы конференции, посвященной 20-летию Национального научного центра наркологии. Москва, 2005. С. 80-81
12. Папырин В.Д. К вопросу зависимости от азартных игр. // Современные достижения наркологии. Материалы конференции, посвященной 20-летию Национального научного центра наркологии. — Москва, 2005. С .87-88
13. Постнов В.В. Дереча В.А. Карпец В.В. Аддиктивное поведение в форме «состояния перманентной войны» в структуре расстройств адаптации у больных алкоголизмом – ветеранов боевых действий// Новые методы лечения и реабилитации в наркологии (заместительная терапия, психофармакотерапия. психотерапия)/ Сб. мат-лов междунар. конф. Под. о бщ. ред. проф. В. Д. Менделевича. — Казань. 2004. С. 291-295.
14. Sara E.A. von Wahlde L. Shockley T. Gabbard G.O. The Development of the Self in the Era of the Internet and Role-Playing Fantasy Games // The American Journal of Psychiatry, 2006, vol. 163, р p. 381-385.
15. Young K.S. Internet addiction: The emergence of a new clinical disorder // CyberPsychology and Behavior, 1998, vol. 1, № 3, pp. 237-244.
16. Тезисы дистантных зарубежных участников симпозиума
«Интернет-зависимость: психологическая природа и динамика развития»
Ссылка для цитирования
Малыгин В.Л. Искандирова А.Б. Смирнова Е.А. Хомерики Н.С. Елшанский С.П. Патологический гемблинг, Интернет-зависимость: особенности клиники и нозологической принадлежности. [Электронный ресурс] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. 2010. N 1. URL: http:// medpsy.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 «Библиографическая ссылка» (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.
